В стране, довольно много имеющей от Бога,
на глобусе занявшей значительный кусок,
имелись огороды, леса, поля и воды,
отдельные свободы и Химкинский лесок. Простые обыватели, строители, читатели,
в спецовке ли, в халате ли, в веселье и тоске,
копали огороды, плевали на свободы
и ели бутерброды в означенном леске.
Но тут на их обитель — хотите ль, не хотите ль
явился истребитель такого бардака:
две маленьких головки, два хвостика-морковки,
четыре бледных бровки и твердая рука.
«Вы все погрязли в кале без властной вертикали,
имущество раскрали, добро ушло в песок»
и отняли свободы, а также огороды,
леса, поля и воды, и химкинский лесок.
«Спокойно! Меньше звона!» — сказали полдракона.
«Но мы друзья закона!» — ввернул его дружбан.
«С землею разберемся, свободой подотремся,
а в Химках вместо леса построим автобан».
Захваченный народец не стал плевать в колодец:
ведь собственная шкура привычна и близка.
Он отдал огороды, и воды, и свободы,
но — русская натура — им стало жаль леска!
«Мы очень понимаем, что важный план ломаем,
их плач поплыл над краем, протяжен и высок.
Несчитанные годы мы жили без свободы,
возьмите нефть и воды — оставьте нам лесок!»
«Дождетесь вы разгона, — сказали полдракона.
Еще во время оно вы отдали права.
Верховное хлебало на вас теперь плевало!»
И важно покивала вторая голова.
От этаких подколок ответный кипеж долог.
Взволнованный эколог устроил марш-бросок,
разбил в лесу палатки, устроил беспорядки,
но отразил нападки на химкинский лесок.
Сбежались журналисты, потом антифашисты,
жежисты, анархисты, церковник с образком
одних арестовали, другим накостыляли,
но третьи не давали разделаться с леском.
Страна у нас такая: владыке потакая,
хоть два родимых края народ отдать горазд,
но в споре о немногом он вдруг упрется рогом
и скажет перед Богом, что это не отдаст.
Возьмите нефть и газы, сапфиры и алмазы,
и прежние указы, и волю, и семью
и бабу, и бабульку, и рыбу барабульку,
но малую фитюльку не трогайте мою!
Легко и бестревожно мы сдали все, что можно,
наружно, и подкожно, и дальше, до кости;
нам не нужна ни пресса, ни призрак политеса,
но Химкинского леса не отдадим, прости.
Пока одни икали, другие подстрекали,
созрели вертикали достойные плоды,
в обычном русском жанре, и власти их пожали:
пришли на них пожары, но не было воды.
Когда-то журналисты, артисты и жежисты
любили вертикали — а тут наоборот!
Ни переписка рындска, ни срач «Толстая — Рынска»
уже не отвлекали разгневанный народ.
Дракон ногами топал, потом крылами хлопал,
швырял вертушку об пол, катался по Кремлю
но, испугавшись рубки, поджал четыре губки,
подумал про уступки и молвил: «Уступлю».
«Приму, пожалуй, Боно, — сказали полдракона.
Хоть так, ценою фальши, мы лица сохраним.
А после скажем людям, что вместе все обсудим.
Ты ж, от греха подальше, лети на Сахалин».
И се — ликуй, природа! Шевчук — открытье года
среди толпы народа на Пушкинской поет.
Почуяв воли запах, смахнет слезинку Запад:
дракон впервые за год надежду подает.
«В России перестройка! — кричат эксперты бойко.
Мы выдержали стойко чудовищный застой.
Наш подвиг вдохновенный, на радость всей Вселенной,
сравнится лишь с отменой чудовищной шестой*».
Не умаляю, други, я доблестной заслуги.
На ваши я потуги взираю со слезой:
и как, скажи на милость, мы так переменились,
так быстро провалились в глубокий мезозой?!
И впрямь — ликуй, держава, чернея от пожара,
отсчитывая ржаво бессмысленные дни,
без права, без прогресса, без замысла, без веса…
Но Химкинского леса не отдали они.
Дмитрий БЫКОВ
* Шестая статья Конституции СССР о руководящей роли КПСС отменена в 1990 году
